Митаюки считала ниже своего достоинства завтракать с прочими, низкородными сир-тя – однако и к хозяйскому столу тоже присоединялась лишь изредка. Казаки относились к жене своего атамана с большим уважением. Они помнили, кто смог так ловко обустроить поход в дикие земли, что после нескольких кровавых битв ватажники не то что не понесли потерь, но и смогли разрастись в огромную армию, ныне насчитывающую больше тысячи копий. Помнили о закопанных на острове у залива многопудовых золотых идолах, о способности ведьмы заморачивать головы, отводить глаза, становиться невидимой… И, конечно же, помнили о подарках: невольницах, украшениях, личных покоях.
Храбрые белокожие иноземцы Митаюки-нэ уважали, но чародейка предпочитала не перегибать палку. Когда жена атамана присутствует на пирах, иногда хвалит их, говорит здравицы – ей всегда рады. Если она будет сидеть над душой постоянно, напоминая о своем превосходстве, мешая болтать о своих мужских затеях – могут и возненавидеть. Посему ведьма появлялась в трапезной лишь тогда, когда разговор обещал быть важным и интересным. А в обычные дни…
– Завтрак для моего мужа и его воинов готов? – сурово спросила она, входя на кухню.
– Да, госпожа! Да, да… – поспешно склонились перед ней в поклоне стряпухи, набранные в родах тотемников, что первыми примкнули к казачьей ватаге. Они получили в последнем походе больше всего славы и добычи и потому считались самыми преданными из союзников. Подпускать к пище рабынь Митаюки-нэ, понятно, не рисковала. Мало ли – красухи какая-нибудь обиженная сиротка подбросит или желчи гадюки выдавит? Что тогда?
– Все в порядке? Продукты добрые, приправы свежи?
– Да, госпожа!
– Посмотри мне в глаза! – потребовала чародейка.
Женщина распрямилась, и Митаюки хищно впилась взглядом в ее темно-карие очи.
Юная ведьма, увы, не умела читать мысли, как ее учительница, злобная служительница смерти Нинэ-пухуця. Однако эмоции чувствовала очень неплохо. Служанку переполнял страх. Страх без малейшей примеси вины. Первое было нормально: несчастная боялась ее, Митаюки-нэ, повелевающую иноземными воинами чародейку. Второе – хорошо. Значит, продукты не испорчены, с блюдами ничего не напутано, никакой отравы, само собой, не подсыпано. Можно не бояться.
Девушка кивнула, позволяя стряпухе расслабиться, но сама положила ладони на головы ее помощниц, прислушалась к их эмоциям, слабо улыбнулась:
– Показывайте, чем будете угощать наших повелителей?
– Вареное мясо волчатника, товлынга, трехрога, – отступив, торопливо заговорила женщина, – луково-морковный соус с клубнями широколиста, копченый окорок…
– Не спеши, – размеренно остановила ее чародейка, извлекла из ножен клинки: длинный граненый стилет и обсидиановый нож. Подошла к котлам. Наколола край мясного куска, провела черным вулканическим стеклом, отделяя ломоть, отправила в рот, медленно прожевала, кивнула.
– Волчатник нежнее, – забеспокоилась стряпуха. – Поперва его отведай, госпожа. Вот здесь, в крайнем котле. Соус горячий… Коруха, зачерпни ложку и подуй, дабы остыл!
Одна из девушек кинулась исполнять приказание, а Митаюки тем временем двинулась вдоль навеса, снимая пробу по очереди с каждого блюда. И к тому моменту, когда проверила все – соус был уже едва теплым, а сама чародейка – сытой. Чародейка приняла из рук служанки большой черпак, с удовольствием осушила, наслаждаясь остро-пряным соусом, кивнула:
– Я довольна вами, потомки великих нуеров. Вы настоящие мастерицы, достойные похвалы. Отправляйте все блюда в трапезную, казаки уже сбираются за столом. Отложите немного соуса, копченого мяса и кусочек товлынга для моих слуг, чуть позже я пришлю Вэсако-няра или Сай-Меени… Хотя нет, – тут же передумала она. – Пусть белые иноземцы поедят вдосталь, а моим слугам дадите что-нибудь из того, что останется.
– Да, госпожа, – склонились обрадованные похвалой служанки.
Митаюки-нэ еще со времен Дома Девичества усвоила, что доброе слово часто способно заменить награду материальную. А коли так – зачем тратиться на подарки, если можно обойтись несколькими словами и легким воздействием на разум смертных, усиливая в их душах ощущение благодарности и восторга?
Подкрепившись, чародейка пересекла двор и вышла из крепости по подвесному мосту – мимо замерших, втянувших животы привратников, не спеша прогулялась через обширный ратный лагерь, окружающий рубленую твердыню: десятки чумов, костры с кипящими котлами либо просто жарящимся на углях мясом, расстеленные шкуры и кожи, составленные в пучки копья и разложенные тут и там щиты.
Армия!
Как и ожидала юная ведьма, известия о победах племен, примкнувших к белокожим иноземцам, быстро разлетелись по окрестным лесам и рекам, вызвав зависть у откочевавших родов, – побоявшихся крови и сохранивших преданность старым богам. Теперь очень многие из сбежавших воинов, а то и вождей потянулись к русским острогам, надеясь принять участие в новых походах. Или, вернее, – в будущих грабежах.
Но какая разница, с какой целью мужчина взялся за копье, если он сражается на твоей стороне и выполняет твои приказы?
Воины, завидев жену белокожего атамана, еще издалека торопливо вскакивали, склоняли головы, громко желали ей благополучия и хорошего дня, стараясь обратить на себя внимание девушки. И это уважение, преданность, всеобщее почтение ласкали сердце Митаюки, словно поливая ее душу сладким медом.
Кто бы мог подумать, глядя со стороны, что хозяйка всех этих земель и людей по всем законам и обычаям числится всего лишь рабыней северных дикарей?